Кельштайнхаус

Я не знаю, как у других, но у меня так – если какая-то идея заползёт в голову, превратившись в цель, не отработав её, я не могу жить спокойно дальше, бродя неприкаянный с загнутым мизинчиком.

Какие-то вопросы я быстро отрабатываю, какие-то ждут недели, месяцы, а некоторые — годы, находясь в глубине моего самого дальнего склада памяти,  давно покрывшиеся пылью в ожидании своего часа. И для одной такой час пробил. Ксюша, чихая, сняла цель с полки, жмурясь, сдула пыль и вручила мне со словами: «Я выкупила свободное окошко на обеденную экскурсию в Кельштайнхаус, ёп».

Я пукнул от радости! С одной стороны — умопомрачительные картинки в сети, с другой — зловещая репутация бывшего владельца, но я очень хотел разогнуть мизинчик, который загнулся, наверное, лет десять назад. Я ехал в место, которое появилось в 1938 году благодаря огромным вложениям, труду трёх тысяч рабочих, силой вырвавших у природы ее красоту и величие, и желанию горстки управленцев сделать поистине роскошный подарок своему вождю на пятидесятилетие. Я ехал в каменное шале на горе Кельштейн, одиноко стоящее на вершине Баварских Альп, на высоте тысяча восемьсот метров, чтобы посмотреть, что видел из окна её бывший владелец, что он чувствовал, стоя на вершине, хотя что может чувствовать человек, чьё сердце сделано из камня. Я ехал в чайный домик, который подарила нацистская партия своему лидеру, Гитлеру.

Уникальный рукотворный серпантин, прошивающий скалу. Тщательно отточенные маршруты автобусов со специальной усиленной ходовой, созданной исключительно для езды по этой дороге. Ограниченное число билетов, которые в короткий сезон раскупаются молниеносно. Какие-то истерично красивые виды из окна, парапланеристы, парящие орлы, идеальное небо, тоннель в горе, обшитый полированными латунными листами, лифт, и каменный домик на вершине. Я ждал чуда, какого-то неописуемого величия, если хотите, а попал в обычную пивнушку с летней площадкой, засранной рекламными зонтиками, которые бессовестно портили безумный альпийский вид. Ресторан оккупировала группа изрядно подпивших туристов с фиолетовыми лицами, которые кроме ресторана заняли лавочки, и устроились на них спать. Вид вокруг был роскошный, но обстановка — не очень.

От внутреннего убранства домика ничего не осталось. История как можно тщательнее затёрла следы пребывания диктатора, оставив лишь камин из красного мрамора, который подарил Адику Бенито. Все залы отданы под общепит. На вершине горы — небольшой парк для прогулок с сноподобными видами вкруг. Я быстро закрыл свой гештальт, побродил с часок и, планируя напоследок выпить бокальчик безалкогольного пивка «с видом», побрёл в ресторан. Как только я дошёл, он как раз закрывался. «Здоровей буду», — подумал я и пошёл на выход, потихоньку начав отходить от швейцарских цен, привыкая к родным розовым евро.

Ощущения от посещения были неоднозначные. Названный «Орлиным гнездом», он и вправду напоминал пристанище хищника, выслеживающего добычу с высоты. Но парадокс в том, что тот, кому он предназначался, почти не бывал в нём, страдая клаустрофобией, а дом больше служил декорацией для делегаций, чем жилищем.

И сегодня он живёт другой жизнью: здесь стучат бокалами туристы, везде пахнет едой, а вместо военных секретов хранятся только виды на горы, сверкающие вдалеке, и память о том, как нацизм хотел быть вечным, строя себе символы, а вечным оказалось лишь небо вокруг.

Автобус мягко катил по серпантину вниз. Я, прислонившись лбом к прохладному стеклу, в который раз убедился, что сам путь к цели порой интереснее самой цели, добиваясь которой ты, как правило, просто идёшь дальше. Так было почти со всем в моей жизни. Машины, вещи, еда, люди — всё вдруг из чего-то недостижимого становилось обыденностью. Меня давно не удивить изысканной едой, модными вещами, господи, прости, знаменитостями, техникой, машинами и чем там ещё? Очень хорошо впились в память слова Саввы Мамонтова: «Кроме искусства в жизни нет ничего важного. Всё тлен! Деньги, бабы, карты, курорты, идеи всякие социальные — всё пыль. Подуло время — и нет ничего. Одно искусство вечно!». Хорошо сказал, но к искусству я бы добавил путешествия и впечатления.