Между Порту и Лиссабоном

С одной стороны, лето — это сотканная из достоинств пора, ради которой и жизнь отдать в залог не жалко. Совершенная картинка, идеальное сочетание цветов и света, и многие выбирают лето как лучшую пору из хороших и самую превосходную из лучших.

Я смотрел из окна поезда на невероятные пейзажи Португалии, радуясь и боясь одновременно: амбиций и планов было много, а времени совершенно мало. И сейчас, друзья, я говорю не о каком-то коротком отпуске, а о времени жизни. Я уверен: приди мне такие мысли в пятнадцать или в двадцать лет — я бы так же жалел, что времени мало. И как порой грустно наблюдать за тем, как многие люди тратят свою жизнь, совершенно попусту прожигая своё время, залипая в гаджетах.

Я впервые обратил на это внимание в Китае, где все сидят, уткнувшись носом в телефоны, они живут там, в виртуальном мире, а я жил в реальном, считая путевые столбы и глядя на замшевые волны холмов.

С одной стороны, как я уже говорил, лето, конечно, идеальная пора для путешествий. Но оно же и наказание: жара, усталость, отсутствие сервиса, длинные очереди, высокие цены и невероятные толпы, от которых не скрыться. Хорошо, что к этому привыкаешь. И, выйдя на залитый солнцем вокзал Лиссабона, я отчётливо увидел разницу городов. Пускай Порту тоже большой город, но в нём есть спокойствие, хуторская наивность и простота. Лиссабон же более туристический, шумный, деловой, после Порту был настоящим подарком для моих амбиций. Но адская жара…

Жара портила всё ощущение волшебства. Казалось бы, всего три часа пути на скоростном поезде, всё тот же прибрежный океанический воздух, но погода была совершенно другая. Избыточный вес мешал ходить, я страшно потел и прятался в любую тень, тщетно пытаясь спасти себя. И с последним сердцем, с которым я вступил в схватку, я добрался до любимого ресторана, чтобы пообедать, набраться сил и идти дальше.

Меня ждал однажды найденный, а теперь ставший моей большой любовью, ресторан «Пиноккио» в лиссабонском отеле «Голубая свобода». И в этой свободе, под сенью зонтиков летней веранды, м-м-м… большая сковородка креветок с чесноком, ломоть зернового хлеба, овощной салат, добрый отрез свежайшего трупера, обданного пламенем и оливой, и большие очереди. И каждый, я повторяюсь, каждый обед в «Пиноккио» сопровождался грохотом моего разбитого сердца, а жизнь после лежала в обломках, ведь я вновь и вновь хотел туда вернуться.

Вкусно пообедав и поставив в Луи Виттоне заветную печать в паспорт, я продолжил прогулку по дикой жаре. Вот бомж с печально свисающими усами. Вот смех, сотрясающий компанию молодых португальцев, пьющих пиво на берегу. Вот кабинка лифта Санта-Жушта, упорно пробирающаяся вверх. Вот кассир, лизнувший подушечку пальца и передавший билет однорукой женщине. А вот пекарь вынес большой поднос с горячими паштелями, и нетерпеливые руки туристов начали быстро расхватывать блестящие от масла корзиночки с нежным заварным кремом.

Я смотрел на всё со спокойным любопытством, подмечая всё вокруг и записывая в блокнот. Чужой в чужом краю, среди людей, которые всегда будут чужими, я находился в своём привычном состоянии. День догорал, я заторопился на вокзал и спустя полчаса катил в Порту, утопая в уютном брюхе паровозного кресла. Катил назад, к прохладе, к провинциальности и шумной набережной, в объятиях которой мне предстояло провести ещё один день.