Шэньчжэнь

Многим, особенно тем, кто ни разу не был в этом городе, может показаться, что Шэньчжэнь — это просто огромный «Садовод» с тысячами ларьков и прилавков. Но это обманчивое впечатление. Всё не так.

Да, старые торговые центры начала девяностых, где всё когда-то начиналось, живут и сегодня. Там по-прежнему продают одежду, электронику, запчасти, и всё напоминает московский «Черкизон»: тот же густой, кипящий бульон запахов, мигающих витрин и голосов, сливающихся в разноязыкий гул. Но за этим шумом город ежесекундно меняется, растёт, расцветает. С амбициозным китайским размахом в него вливают колоссальные деньги: вырастают новые кварталы, мосты, парки, и открываются отели богоподобного уровня.

Об отелях можно говорить бесконечно. И не потому, что здесь представлены почти все мировые сети класса люкс, а потому что только в Шэньчжэне можно пожить в канадском «Фо Сизенсе» за двадцать тысяч рублей в сутки, испытав на себе всепоглощающую заботу персонала. Ну разве не верх сытости, господа, — сингапурский «Рафлс» по цене обычного четырёхзвёздочного отеля в Италии! Да, черт возьми, это невероятно! Добавьте сюда щедрые площади номеров — 50, 60, 70 квадратных метров — и вы поймёте, почему даже самые искушённые гости-путешественники охают, входя в свои комнаты.

На радостях я сначала взял люкс в «Фо Сизенсе» и прожил там три дня, а затем перебрался ещё на четыре — в люкс «Рафлса». Это было совершенно незабываемо: начиная с холла и улыбок персонала, заканчивая подушками, хрустящим бельём и панорамным видом на ночной город. И всё это — не дороже тридцати тысяч за ночь.

А торговые центры, а модные районы! Здесь есть где гулять, где загорать, где есть суши такой свежести, что глаза заливаются слезами благодарности к жизни. Здесь можно купить всё, что угодно, а потом — на десерт — махнуть на выходные в Гонконг. Без виз, без всей этой бюрократической волокиты. Я уверен: это направление скоро станет ультрапопулярным у наших граждан. Почти все мировые бренды, сотни сильнейших локальных марок одежды потрясающего качества. Правда, европейский люкс из-за ввозных пошлин стоит на 20–30 процентов дороже, чем на Западе. Вот почему в Париже из каждого Эрмеса или Луи Виттона торчит нетерпеливая китайская очередь.

Так я и балансировал между рынком и благополучием: днём бродил по прокуренным рядам прилавков, где маленькие люди, сидя на корточках, собирали телефоны. Рядом жарили пирожки, клеили защитные стёкла, кто-то просил милостыню, кто-то носил коробки, бегая по душным коридорам. А за дверьми, за густой кроной деревьев, стояли другие здания — чистые, стеклянные, наполненные прохладным воздухом. Там вальяжно курсировали побритые и отутюженные люди, консьержи со взглядом сеттера встречали господ, официанты приносили розовый чай.

И единственное, чего мне хотелось после всех этих рынков, — надеть свежевыглаженную футболку, пригладить салом растрёпанные волосы, сесть в роскошный ресторан, заказав хрустящую утку, удвоив тем самым свой восторг, а потом по-цыгански поиздержаться в каком-нибудь французском бутике, чтобы, надев покупку, ходить с важным видом среди промытых и причёсанных людей, чувствуя себя хозяином положения.

Замечтавшись, я отлепил от бедра прилипшее яичко, подул себе под ворот футболки и, взвалив на плечи неподъёмный рюкзак, как муравей, поплёлся в отель, пряча взгляд от чистых людей, косо смотревших на рой мух, вившийся надо мной. Город мне нравился. Нравились цены, витрины, воздух и настроение. Я гулял по Центральному парку с озером, встречал закаты, каждый день делал прекрасный массаж ног за 700 рублей, бродил по торговым центрам, щупал новинки, которые только что вышли. И, сполна насладившись этим необыкновенным городом, начал собираться дальше — недалеко, на расстоянии вытянутой руки, — в соседний Гуанчжоу.

И я точно знал одно: я обязательно вернусь в «Рафлс» и непременно куплю себе новую машину Хуавей Маэкстро 800, увидев которую четыре дня назад, я не могу избавиться от мешающей спать эрекции.