Обратно в Прагу

Пара дней отдыха после долгого автомобильного путешествия были полезны не только моей плоской, как у польского дальнобойщика, попе, но и мозгу, начинающему захлёбываться от калейдоскопа ежедневных впечатлений. Я не хотел больше искать парковку, переживать за дорогой автомобиль, на который не купил страховку, таскать чемоданы, ежедневно заселяться и выселяться в новом отеле, планировать маршрут, склонившись над картой, как маршал Рокоссовский. Я хотел просто почувствовать себя женщиной, которой зажиточный любовник переводит на карту лёгкие деньги, а она беззаботно тратит их на массаж, маникюр и бокалы вина с подругами, обсуждая мужскую длину, толщину и курорты.

Я хотел поиздержаться, расслабиться и ничего не решать, ведь в конце любого путешествия в каждый свой последний вечер я всё проклинал и был готов за любые деньги улететь домой. Я смотрел на бегущую под колёсами дорогу и был рад, что возвращаюсь, и горд, что воспитал в себе ещё одну дисциплину. Да, друзья, я обнаружил, что именно в поездках способен отточить любое правило до солдатской точности. Вино и сигары — долой! Подъём в 6 утра. Завтрак в 8. Обед в 13 и ужин в 17. Это давно и крепко вколочено в мою жизнь, понемногу корректируясь в лучшую сторону. Но из последнего: четыре железных тренировки в неделю, идеально сбалансированное питание и — ура! — отказ от соцсетей. Последнее давалось труднее, но благодаря Ксюше осуществилось.

А произошло это потому, что я начал замечать за собой: полистав ленту и поднимая голову, я ещё сижу минут пять в полнейшем отупении, переваривая контент, который успел потребить — лобки, ноги, идеи социальные, катастрофы, новости, страны, моды и всеобъемлющее желание всех чему-нибудь да научить. Сначала я поставил лимит в час, потом в тридцать минут, тупя в ленту в такси, потом снёс его вовсе, поручив Ксюше выкладывать фото и тексты, которые я ей присылаю.

И именно этот идеальный график позволил мне навсегда выпасть из общества, разлучив меня почти со всеми людьми, с кем я общался, всего лишь по причине несовпадающих ритмов. Ведь когда кто-нибудь возвращался с работы, я, сонный, плёлся в постель. Не знаю, хорошо это или плохо, но у меня была машина, немного денег и постепенно уплотняющаяся городская застройка, сообщающая мне, что я въезжаю в прекрасную и солнечную Прагу.

План был прост до неприличия: сдать машину, поселиться на Водичковой, 33, в прекрасной квартире за пятнашку, снять всё оборудование с плеч и шеи, отмокнуть в ванне и обновлённым дойти до старой синагоги и купить вкусный обед! Правда, поесть вкусно в Праге без ущерба для здоровья почти невозможно. Везде еда блестела от сала, подавалась в больших глубоких тарелках похожих на тазики и по виду была ультракалорийной. Чего стоили свиное колено размером с человеческую голову и улыбающееся баранье рыло, зарытое в капусту.

Пиво в рестораны привозили в сорокатонных цистернах, закачивая его через шланги диаметром тридцать сантиметров. Улицы ломились от туристов, а солнце играло на бронзовых бычьих лицах свою лучшую мелодию. Дети спали в колясках, их отцы задумчиво смотрели на наследников, и был один человек, улыбающийся тому, что вкусно и безопасно поел, нашёл редчайшие кроссовки Найк Инвизибл Ран, купив сразу три пары, и тому, что поездка подошла к концу.

В его глазах читалась усталость, но он знал, что завтра сердце снова будет рваться в дорогу. Ведь он выбрал не дом, а вокзал, не радость отношений, а свободу и неизвестность. Он выбрал состояние, когда самолёт, отрывая душу от земли, вновь подбрасывал бы её в небо, туда, где днём всегда солнце, ночью видны миллионы звёзд и ничто не заслоняет горизонт.

Он жил впечатлениями особого сорта, почти всегда и всему радовался, и грустил лишь тогда, когда не видел голубого неба, отчаянно пытаясь найти повод увидеть его снова.

Его, сумасшедшего, готового улететь по любому поводу, всегда будет манить эта пьянящая свобода, скрип колёс пищевых тележек, ловко скользящих между ровными рядами самолётных кресел, и пентаграммы ярких огней ночных городов, проплывающих под крылом самолёта.

Однажды этот путь закончится, и он никуда и никогда не вернётся, оставив после себя лишь то, к чему прикоснулся на своем пути - к вашим тёплым сердцам, расшитых нитями его строк.